Смерть. Время. Любовь
"Все его знали. Все любили.
Но не так как я..."
Невысокая женщина стоит и смотрит в окно. Она то ли высматривает кого-то на улице в ожидании, то ли просто наблюдает, не зная, чем заняться. Я сама лишь смутно догадываюсь, что творится в душе Людмилы Ермолаевны, и почему она так пристально смотрит в окно каждый день, а ведь я ее внучка. Но мне почему-то кажется, что она ждет. Ждет дедушку, который вот-вот появится из-за угла с нагруженной разными покупками тележкой, который задержался потому что "опять подсел кому-то на уши» в СОБЕЗе, и который, на самом деле, больше никогда не придет, ведь он умер.

"Он проснулся с утра-пораньше, чтобы успеть на электричку на 6.00. Сделал зарядку: пресс покачал, отжался. Я еще подумала: "Вот деду делать нечего! С ума сошел". Оделся. Взял тележку, чтобы не возвращаться из города "порожняком". И ушел." - рассказывает Людмила Ермолаевна.

"Все суетился-суетился, куда-то спешил, все хотел успеть. Какие-то дела сделать, про которые мне говорил "Не лезь! Все равно ни черта не понимаешь. Мозгов, как у кильки, - 3 грамма". Сказав эту фразу, Людмила Ермолаевна вдруг ухмыльнулась так по-доброму, по-нежному. Я никогда раньше не замечала, чтобы эти слова: "мозгов, как у кильки, - 3 грамма", были для нее особенными, воспринимались вот так. Возможно, потому что они ими не были, а стали. Так же, как стало особенным и болезненно непривычным отсутствие мужа.

На мой вопрос "Тяжело ли теперь быть одной?", она посмотрела на меня с полными недоумения глазами и сказала: "Конечно!"

Немного помолчав, Людмила Ермолаевна добавила: "Это как вырвать часть себя. Мы же жили вместе всю жизнь, в одной квартире, бок о бок. И отдыхать вместе ездили, и троих детей воспитывали вместе и все делали вместе. Ругались - вместе, друг с другом. А теперь мне даже покричать не на кого. Иногда смотрю свет не выключен в ванной, думаю сейчас крикну: "Дед! Ты опять свет забыл выключить. Сам же ругаешься", а потом вспоминаю, что это я не выключила. Конечно тяжело! Мы познакомились-то когда нам было еще совсем мало лет - он тогда только школу заканчивал, 10 класс, ему лет 17 было, а мне 18. Я с 15-ти уже работала на швейной фабрике".


"Это как вырвать часть себя. А мне теперь даже покричать не на кого"
Никогда прежде я не слышала эту часть истории. В масштабах их совместной жизни, я, получается, знаю только ее конец, ту часть, которая останется навсегда для меня неизменной, уже написанной. Но не для нее, не для моей бабушки, не для моей героини (в обоих смыслах этого слова), что эту историю проживала день за днем на протяжении почти 50-ти лет, с момента их знакомства.

"Я совсем позабыла. Памяти нету! Как познакомились мы, я даже не знаю. Наркоз подкачал (прим. была тяжелая операция на ноге в 2005). Все позабывала! Представляешь? Скорее всего, в Саду Металлургов, где все тогда гуляли. Наверное, и мы там познакомились. Потом дружили. Год где-то дружили, чуть меньше. А то, что дедушка тебе рассказывал, якобы на следующий день после знакомства привел меня к себе домой жить и сказал, что женой моей будешь, это он придумывал. Мы сначала дружили. Гуляли за ручку. Он меня провожал (смеется)".

– Но ведь получается, про жену не придумал?!

– Получается, нет.
"Они с матерью пришли к нам домой свататься. Братья все его были (в семье моего дедушки было 12 (!!!) детей - 3 сестры и 9 братьев). Родители деда познакомились с моими родителями за застольем. И вот когда уже нас сосватали, после этого он меня забрал сюда, в эту квартиру. С 18,5 лет я стала жить с ним. Замуж вышла. В 20 родила первый раз. Все здесь. И когда его в армию забрали, я здесь жила с его родителями и дочкой. Когда Анжела (дочь, старший ребенок) была маленькой, мы с ней сами к нему пару раз летали в армию. Он в Чимкенте служил, далеко".

"С 18,5 лет я стала жить с ним. Замуж вышла"
Людмила Ермолаевна прервалась ненадолго, чтобы показать фото мужа со службы в армии. Она листала разваливающиеся от старости альбомы, молодые лица все мелькали перед мной, и я не узнавала в них тех людей, которых знала всю свою жизнь. Признавала, но не узнавала, лишь иногда улавливая проблески тех юных глаз, что смотрели на меня со старых фотографий. И то эта мимолетная юность появлялась в глазах только тогда, когда она говорила о муже.

Людмила и ее младший внук Миша смотрят фотографии дедушки Сергея
– Каким был для тебя дедушка?

– Ну, ты же знаешь, каким был наш дедушка! Дедушка всегда был прытким, бойким, даже наглым, но всегда честным. Старался всегда быть справедливым. Он даже дочь назвал в честь Анжелы Дэвис - Анжела. Она же там такая-то правозащитница была, патриотка. Люди его любили. Я когда за лекарствами ездила, встретила сестер (медсестер), они как узнали, как стали о-кать: "Ой, какой ужас! Как жалко! Мы так его хорошо знаем. Всегда такой весельчак, общительный такой". Даже в Сбербанке и те удивились! Сказали: "Здравствуйте, Людмила Ермолаевна! Мы все-все о вас знаем. Все время рассказывал, какая у него жена хорошая. Мамой вас называл. Мы так хотели на Вас посмотреть". Все его знали. Все любили. Но не так как я..."

У нее заслезились глаза. Поэтому, чтобы отвлечь внимание, она пошла поставила чайник и сказала: "Давай-ка чаю попьем!".

Он называл ее "мама", потому что она и есть "Мама". В шутку говорил, что она "копия мамы Шуры" (его матери, у которой было 12 (!!!) детей), на что она отвечала "Да не похожа я!", но всегда принимала как комплимент. Тайком, чтобы она не слышала, говорил мне: "твоя бабушка - святая!", а на мои, тогда еще детские, комментарии "деда, ты тоже хороший", отвечал: "А я - нет! Вам всем беречь нужно ее, а не меня. Она - мать! Она - святая!". Может быть, поэтому, в силу ее святости, на 50-летнюю годовщину он собирался идти в церковь венчаться, и то ли в шутку, то ли всерьёз говорил, что уже присмотрел фату.
"Я налила чай. Иди - попьем!" - услышала я с кухни голос Людмилы Ермолаевны. Мы сели за стол, и я поняла, что она больше не хочется говорить на эту тему по тому, как суетливо она начала говорить о рядовых делах себе под нос: "Так, завтра надо за землей для помидоров сходить, пересаживать пора. Хоть есть чем заняться. А то всю зиму лежала - належала животину. Дедушка бы наругался!". "Не наругался бы" - вставила я. "Без дедушки совсем за собой следить перестала. Раньше хоть с утра подкрашивалась, прическу делала" - продолжила говорить она, то ли отвечая мне, то продолжая свой внутренний монолог (диалог с ним?). И после разговора не о чем в процессе чаепития, бабушка вдруг сказала: "Знаешь, наверное, даже хорошо, что он умер раньше меня... Мне без него очень тяжело, а он бы без меня не смог. Я знаю, как он любил меня. Он бы не смог".

Ульяна Пятакова
Made on
Tilda